Ниже – статья о Штейфоне чугуевского историка Артёма Левченко. Она составляет лишь первые, можно сказать, ознакомительные впечатления с личностью Бориса Штейфона. Артём Левченко серьезно занимается изучением биографии забытого ныне харьковчанина, и если эта статья вызовет интерес, мы продолжим публикации о перипетиях судьбы Бориса Штейфона.

Б. А. Штейфон. Фото из альбома В. Жуменко «Белая армия. Фотопортреты русских офицеров 1917-1923»

БОРИС ШТЕЙФОН. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

В общественном сознании до сих пор господствует привитое советской властью отношение к истории, как к «политике, опрокинутой в прошлое». Поэтому накануне празднования 65-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне статья о человеке, оказавшемся в той войне не на стороне победителей, кому-то может показаться провокационной. Но что поделать, если 65-летие со дня смерти Бориса Александровича Штейфона 30 апреля прошло совершенно незамеченным? Даже на его родине, в Харькове, имеющем причины вспомнить об этом человеке с благодарностью…

Как историческая личность Борис Штейфон весьма известен. Правда, несколько однобоко. Главным образом – как «коллаборационист», командир Русского Корпуса, созданного немцами на Балканах из белоэмигрантов и боровшегося с титовскими партизанами. А еще – как едва ли не уникальный пример генерала Вермахта с еврейскими корнями. Этим, пожалуй, и ограничивается набор известных фактов, которыми привыкли оперировать историки, журналисты и патриоты всех мастей. Оперируют, как правило, неумело. Одни считают Штейфона национальным героем, другие клеймят предателем, третьих умиляет «еврей в немецких погонах»… При этом практически вся предыдущая жизнь Бориса Александровича остается «за кадром»…

                                                                               Командующий Русским охранным корпусом в Сербии генерал-майор Б. А. Штейфон. Фото с сайта belrussia.ru

Потомственный харьковец, выпускник Чугуевского юнкерского училища, участник трех войн - русско-японской, мировой и гражданской, Георгиевский кавалер, генерал-майор Генерального Штаба, военный теоретик и общественно-политический деятель.… Это только факты, причем далеко не полный их список. Можно дополнить их характеристиками – умный, честный, смелый, находчивый, принципиальный, убежденный монархист, глубоко верующий православный… Можно попытаться объяснить логику поступков этого человека, прослеживающуюся на протяжении всей его жизни. В общем, много чего можно. Однако не будем превращать приуроченную к памятной дате небольшую заметку в огромную статью. Тем более – накануне другой знаменательной даты, рискуя разжечь очередную дискуссию о «политике, опрокинутой в прошлое». Лучше обратимся к фактам. Вернее, к некоторым из них - наименее известным и имеющим непосредственное отношение к Харькову.

Пожалуй, все знают или слышали о красном терроре, развернувшемся в России буквально сразу же после октябрьского переворота 1917 года. Впрочем, «красным» этот террор формально стал лишь в сентябре 1918-го. Но красные реки офицерской крови разлились еще зимой этого года. Особенно жестокими и массовыми расправами над офицерами и их семьями, юнкерами, кадетами и студентами отличались большие города. Современный человек едва ли сможет без риска для психического здоровья читать документальные описания всего, что творилось в те дни в Киеве, Одессе, Севастополе и других городах. О кровавых издевательствах, затмивших самые изощренные пытки средневековой инквизиции. О массовых казнях, о сотнях и тысячах расстрелянных, зарубленных, утопленных, заживо сожженных…

Единственным крупным центром на Юге России, который не потряс массовый террор зимы-весны 1918 года, стал Харьков. Офицеров в городе было очень много, а харьковские чекисты и уголовники были не гуманнее киевских или одесских. Тем не менее, в первый период советской власти, вплоть до прихода кайзеровской армии, Харьков знал лишь единичные случаи убийств офицеров. Поразительно, но сохранить тысячи человеческих жизней и не допустить в Харькове ни массовых севастопольских избиений, ни трагедии легендарного одесского «Алмаза», ни кровавых киевских событий удалось всего лишь одному человеку. Борису Александровичу Штейфону.

Б. А. Штейфон в форме капитана Генерального штаба Российской императорской армии (Википедия)

В его послужном списке почти весь 1918 год занимает деятельность на посту начальника Харьковского Главного Центра Добровольческой армии, занимавшегося тайной вербовкой и переброской на Дон добровольцев, сбором и отправкой белым оружия, боеприпасов, снаряжения и техники. Но эти задачи появились и успешно выполнялись уже в процессе деятельности подпольной белогвардейской организации, у истоков создания которой стоял Штейфон. В январе же 1918 года, перед молодым полковником Генерального Штаба, пробравшимся с фронта в родной Харьков в солдатской шинели без погон, стояли другие, более насущные задачи. Выжить самому и спасти других.

Начав с организации отряда самообороны из жильцов своего дома - для защиты от царившего в Харькове бандитизма, Борис Александрович очень скоро сумел собрать вокруг себя группу офицеров и превратить ее в полноценный боевой отряд. Разумеется, подпольный – с явками, паролями и оперативными заданиями. Едва ли не первыми из них стали теракты. Вернее, контртеракты. На террор большевиков офицеры Штейфона ответили своим террором. Око за око…
Первые же расстрелы офицеров обернулись для харьковских чекистов убийствами видных комиссаров. Найденные на трупах листовки, подписанные «офицерской организацией» и сулившие неизбежность расплаты, посеяли панику среди большевиков. Народная молва превратила малочисленный отряд в некий могущественный и всесильный тайный орден, в страхе перед которым террор против офицеров тогда прекратился.

Один Бог знает, скольких харьковских офицеров спас Борис Александрович в 1918 году. Причем не только от чекистской пули, но и от голода, нищеты и унижений. Центр полковника Штейфона помогал им деньгами, устраивал на работу, помогал эвакуировать семьи…

Белозерский пехотный полк во главе с командиром Б. А. Штейфоном проходит парадным шагом по Университетской улице в Харькове, июнь 1919 г. (Википедия)

Кстати, именно в Харькове будущий командир Русского Корпуса впервые увидел в немцах ситуативных союзников. Вернее, даже не союзников, так как Добровольческая армия с ними воевала, а просто полезный фактор, при умелом использовании способный помочь в борьбе. И Штейфон его использовал, инсценировав лояльность к оккупантам. Замаскировал созданную организацию под Союз Георгиевских кавалеров и добился у немцев разрешения носить оружие для ее членов. Расставлял на важные должности в подконтрольной немцам гетманской армии своих агентов. Добывал с их помощью оружие, технику и другое военное имущество, чтобы передать его изнемогающим в боям добровольцам…

Нетрудно увидеть некоторое сходство между харьковскими событиями 1918 года и событиями на Балканах в 1941-м. Как и харьковские офицеры, балканские эмигранты вынуждены были объединяться и вооружаться перед лицом царившего произвола и агрессии, когда коммунистические партизаны начали стрелять русским в спину и вырезать по ночам целые семьи. Как и в Харькове, идею вооруженного сопротивления красным поддержали немцы. Правда не все, а только представители так называемой «военной» партии – офицеры и генералы кайзеровской закалки, представлявшие оппозицию нацистам. 

Командующий Русским охранным корпусом в Сербии генерал-майор Б. А. Штейфон

Воспоминаний о балканских событиях, отношениях с немцами, мотивах и надеждах русских эмигрантов генералу Штейфону написать не пришлось. Но вот что он писал о харьковских немцах образца 1918 года:
«Когда поползли слухи, сперва неясные, а затем все более и более определенные, что германские войска оккупируют Юг России, Харьков стал мечтать о скорейшем приходе немцев. Немцы были врагами, но по сути они сметали еще большего врага – большевиков. И понятно, что запуганный террором, измученный лишениями обыватель мечтал о немцах, как о спасителях.
С сложным чувством смотрел я на прибывшие войска. Они несомненно являлись нашими избавителями от красного ига. Они возвращали нам безопасную спокойную жизнь и порядок. Невозможно было не чувствовать к ним за это благодарность. Однако в то же время они были и наши враги.

Как офицеру, мне было непереносимо смотреть на эти отличные с военной точки зрения войска и сознавать, что моей армии больше нет, а я – я только обломок кораблекрушения… Что нет уже России, моей прекрасной Родины, ибо если была бы Россия, то Харьков не мог впустить немцев…».

Это строки из пока еще не изданных мемуаров Штейфона о Харьковском Центре Добровольческой армии. Есть надежда издать их в следующем году, к 130-летию со дня рождения генерала. Пусть они послужат штрихами к будущему объективному портрету этого человека…

Артем Левченко